Заповедник

[asako-otori]

Первый день
За окном проносились поля, залитые теплым светом полуденного солнца, и у Асако складывалось впечатление, что некое чудо неотвратимо приближается к ней. Стук колес сопровождал все новые и новые открывающиеся пейзажи.
Их поселили в небольшой комнатке с окном во всю стену, двумя кроватями с тумбочками. шкафом да столом. Нельзя сказать, что очень уютно, но вполне достаточно для ее скромных требований. Ей и отцу нужен был всего лишь спокойный ночлег, ведь те три дня, что они смогут провести здесь, - слишком малое время для того, чтобы все увидеть, и придется постараться, чтобы ничего не упустить.
К обеду Асако с отцом все-таки не успели, но на их счастье неподалеку было кафе, где им подали горячее и откуда они вышли сытыми и готовыми действительно начать путешествие. Ночь и первая половина дня, проведенные в дороге, теперь отошли на второй план - о них можно будет вспомнить вечером, когда усталая голова, полная впечатлений, коснется подушки.
К первой усадьбе Асако шла в немного подавленном настроении. Еще перед обедом, когда отец вознамерился зайти осмотреть местный храм и легендарную могиллу, не снимая рюкзака и преступая своими голыми ногами законы обители, она засопротивлялась. Но отца было не остановить. Он рявкнул на Асако:"Тогда оставайся здесь!" и собрался было отправиться один, но дочь последовала за ним. Хоть будет, кому извиниться перед монахами за наше поведение, беспокойно думала она. К счастью, в монастыре не обратили внимание ни на внешний вид путешественников, ни на дорожные рюкзаки. Прошедший мимо монах смерил непокрытую голову Асако неодобрительным взглядом, но прошел мимо. Никогда еще девушка так явно не ощущала смысл выражения "смотреть на что-то сквозь пальцы".

Как бы там ни было, отец, расстроенный ее противостоянием, некоторое время молчал, а если и обращался к дочери, то резко. Асако старалась вести себя как обычно жизнерадостно. Но по мере того, как отец отходил, глубоко внутри девушки рос тугой клубок мрачных эмоций, которые стремились вырваться из под контроля и захлестнуть ее. Возможно, это и есть забытое чувство обиды, уныло размышляла Асако. Давно на меня не огрызались, вот только в чем моя вина?
Это омрачало для девушки долгую дорогу в усадьбу, хотя прохладный ветерок то и дело порывался выдуть из ее головы грустные мысли, а солнце светило ярко и ободряюще. Асако призывала его на помощь, и оно откликалось и светило лучами рядышком, радуя сердце, но мучая душу. Я должна справиться с этим сама, понимала девушка, но продолжала искать поддержки невидимого спутника.

Из мыслей ее внезапно выдернул прохожий - до конца деревни они еще не успели к тому времени дойти.
-Смотрите, девушка, уж! Раздавят наверняка его скоро.
Асако кивнула, что-то приветливо сказала и прошла мимо. Отойдя довольно далеко, она вдруг решительно повернулась назад. Да, я отстану, и отец, возможно, опять на меня разозлится. Но я не могу спешить как нив чем не бывало по своим делам, зная, что оставляю на дороге уже полураздавленную настигнувшем ее колесом змейку.
Подобрав прутик, Асако приблизилась к несчастному серенькому созданию и, аккуратно подцепив его веточкой, перенесла на траву, постаравшись выбрать место помягче. Затем она бросилась догонять отца. Тот, видимо, еще негодовал из-за прошлого случая, поэтому, возможно, не смог обидеться второй раз подряд. А ведь он очень болезненно воспринимал недостаток времени для исследования этого волшебного уголка.
Первая усадьба, которую посетили Асако с отцом, когда-то принадлежала прославленному как заслугами, так и оригинальностью генералу, предку великого поэта. Ни скромный флигель, где жил сам генерал, ни позже построенные его потомками дом не произвели на Асако такого впечатления, как сад. Девушка поднялась на высокую беседку, подставив напряженное, но приветливое лицо теплым лучам.

Обошла затем ведьмины круги, расположенные на небольших холмиках и спрятанные от окон усадьбы высокими соснами, с густо поросшей мхом корой.

Повсюду встречались валуны, хранящие на своей то изможденной, то отшлифованной временем поверхности следы древних. И легкие бабочки порхали вокруг, связывая миры, аромат спелых яблок и полной жизни зелени наполнял воздух.


Второй день
Следующим утром Асако с радостью заметила, что сработал закон, известный ей с детства, а именно "утро вечера мудренее". Отец проснулся в совершенно хорошем, спокойном, неторопливом настроении, а ее собственный темный клубок сам собой за ночь растаял. Девушка улыбнулась, и поняла, что ее улыбку ничто не омрачает.
После вкуснейшего завтрака, поданного приветливыми официантами, Асако с отцом направились в сторону усадьбы самого великого поэта. Дорога была легка, совсем не похоже на унылый путь, который они проделали вчера. Разница же была огромная. Отец доверился дочери и предоставил ей честь указывать дорогу. Вдобавок, хоть они и шли опять вдоль проезжей дороги, пейзаж вокруг постоянно и разительно менялся. Вчера живописные поля то и дело сменяли не менее живописные рощи, вот только вся эта красота на протяжении семи километров успела примелькаться. Сегодня же все было иначе. Сначала влажный и прохладный лес, где путешественники случайно наткнулись на поклонный крест, возведенный на пьедестале из булыжников.

Затем развилка, которая могла бы сбить с толку путника, невооруженного картосхемой, если бы на ней нее стоял камень-указатель.

Свернув в нужном направлении, Асако с улыбкой наблюдала, как отец, увидев растущую вдоль дороги спелую рябину, припустил к ней и сорвал гроздь, которую ел с удовольствием по дороге. Они прошли мимо гостиницы, напоминающей старинный постоялый двор, вошли в небольшую деревушку. Крошечная избушка в ее конце вмещала выставку изделий местных ремесленников. Дорогих изделий, но от этого не менее привлекательных, и действительно искусно выполненных.
Наконец показалась еще одна деревенька. Здесь все было так, как во времена жившего в усадьбе за ней прославленного поэта. Деревянные избушки с соломенными крышами, поросшими мхом; колодец, тянущий в небо свою журавлиную шею, амбар, зернохранилище, хлев...

Уютный господский дом, маленький, на достаточно просторный, чтобы вместить многодетную крестьянскую семью. Вот сидишь ты на лавке за столом. На против тебя на стене икона. Под ней самое почетное место в доме занимает глава семейства, по правую и по левую руку от которого сидят его старшие сыновья. Ты сидишь вместе с женой и дочерьми, путник, радушно принятый на ночлег. Из так называемого бабъего кутка, или иначе кухни, долетает запах почти уже готового хлеба, сделанного из муки, которую смололи на водяной мельнице прямо за порогом. Хозяйка, покачивает люльку с младенцем, подвешенную в центре комнаты за основную потолочную балку. Пологом для людьки служит юбка матери, что, по поверью, служит оберегом. Комната без окон, только с одной единственной дыркой за заслонкой, которая служит для того, чтобы протапливаемая по черному изба выпускала дым, но не в коем случае не тепло. Свет дарит свеча, поставленная в таз с водой.
Наконец хлеб готов, и семья после молитвы принимается за еду. Течет оживленная беседа, детский смех разливается светом по избушке, и дрожит игриво огонек свечи.
Наступает ночь. Старики забираются на теплую печку. Молодые ложатся на незатейливую кровать. Над этой кроватью есть еще одно спальное место, куда залезают старшие дети. А ты, так же как и родственники, скромно ложишься на скамьи вдоль стен. В этом маленьком доме у каждого есть свое место.
Само имение семьи поэта показалось Асако гораздо более уютным и приветливым, чем имение его деда.

Девушка с пониманием рассматривала его кабинет, который служил гению одновременно и спальней, и гостиной, и столовой, и в которой царил знакомый творческий беспорядок. А за окнами открывался волшебный вид на сад, озеро, на противоположном берегу которого виднеются крыши дедовой усадьбы. Ветряная мельница крутила неторопливо свои лопасти, и солнце бликами переливалось в кристально чистой воде и блестящей, сочной, зеленой траве. Стоя на вершине холма, возле дома, Асако наблюдала, как солнце накрывает облако, и волна тени захлестывает долину. Но вот солнце минует тучку, и свет снова заливает долину прямо на глазах.

"А возле той горы была пещера-дом последнего великого дракона..."
Если и не пещера дракона, то, по крайней мере, хижина хоббита точно, улыбаясь, думала Асако, гуляя вместе с отцом по саду усадьбы человека, проведшего в этом месте меньше трех лет, но именно за это время написавшего больше всего произведений. Как можно не творить, когда от суеты тебя ограждают зеленые стражи, окружающая сказка проникает в самую твою суть и свет, кажется, наполняет тебя?


Третий день
За этот последний полный день в заповеднике Асако хотела успеть повидать как можно больше нового. Когда еще удастся вот так насладиться очарованием этих мест?
Первая часть пути лежала через рощу. Было прохладно и свежо, в воздухе витал запах сосны и недавно прошедшего дождя. Когда показалось озеро, отец с дочерью остановились как зачарованные. Пусть и пасмурно было, и пусть солнечные лучики не блестели в его поверхности так, как это было вчера, но неописуемая прелесть пейзажа приковывала к себе. Над водой, едва ли не касаясь ее, пролетел аист.

На распутье Асако повела отца в сторону древнего городища, первого из двух, которые они сегодня должны были увидеть. Это городище было возведено на одном из многочисленных холмов, которые, по поверью, служили могилами для усопших древнего племени, жившего на этой территории. Теперь от городища не осталось ничего, кроме холма, на котором оно стояло. Поэт часто приходил на этот холм и, любуясь видом, открывающимся с его вершины, писал одно из своих лучших произведений.

Грозовые тучи сгущались над головами путешественников, когда те снова вернулись к развилке и пошли по другой, изрытой дождями дороге, которая привела их к трем соснам.
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, — здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я, и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

Затем Асако повела отца на еще одно древнее городище. Так же как и предыдущее, оно располагалось на холме, который можно было бы назвать неприступным. Высокая трава окружала древнее поселение, река омывала его с одной стороны. Если бы не тоненькая тропинка, чуть заметная в море зелени, сложно было бы взобраться к каменным стенам. Петляющая дорожка хитроумно обходила разросшиеся кусты и подозрительно густые заросли. Иногда она разворачивалась в совершенно противоположную городищу сторону, и Асако волей не волей начинала тогда сомневаться, туда ли она ведет отца. Но каждый раз сомнения исчезали, так как очередной поворот снова возвращал в поле зрения крест на вершине собора, прячущегося за стенами городища.

Наконец они подобрались к самому холму. К его вершине серпантином взвивалась широкая тропа. Поднявшись по ней под накрапывающим дождем, путешественники прошли в ворота древнего поселения.
Предки, возможно, не узнали бы своей земли, окажись они сейчас в своем доме, этом городище. Если тут раньше были склады, дома, церковь, то сейчас в небо глядело единственное здание собора посреди кладбища. Однако река за городскими стенами, которая, вероятно, еще в древние времена защищала городище, все еще омывала его холм с одной стороны, неся неусыпную вахту.

Асако пробралась через густые заросли, рискуя толстыми стеблями проколоть себе ногу, и взобралась на самую вершину холма. Прямо над головой громыхнуло, дождь усилился, опустив на окружающую картину белую вуаль, и девушка поспешила спуститься.
Имение друзей поэта располагалось на соседнем холме, и его было отлично видно, если ты стоял возле городища. В той-то усадьбе путешественники и укрылись от холодноватого проливного ливня.

В доме все напоминало о поэте. Каждый предмет говорил о том, что его хранили заботливые хозяева в память о друге, каждые портрет, казалось, смотрел с ностальгией. В этих стенах неповторимого, чудаковатого гения приняли таким, какой он есть, таким его и любили.
Асако вглядывалась в портреты, развешанные в бальной зале. Нарисованные крепостными художниками, безвестными, не получившими никакого образования, они во многом могли бы посоперничать за мастерство исполнения с работами итальянских знаменитостей. Выразительность глаз и лиц оживляла изображенных на полотнах людей и наполняла бальный зал призрачными образами. Еще немного, и, кажется, зазвучит фортепиано у окна.
Сад возле имения был огромен.

Ель-шатер во втором поколении, живописные мостики, через ручьи, озерца, скамейки, которые рассказали бы многое, если бы могли говорить. Может быть, они и действительно рассказали бы, не сторожи они так преданно доверенные им, да деревьям вокруг, да полянке и реке, тайны. Уютная банька с поросшей мхом соломенной крышей когда-то была свидетелем буйных пирушек поэта и его друзей, которым разливала будоражащий кровь и развязывающий язык напиток пятнадцатилетняя девочка.

Но краю парка на невысоком холмике стоял дуб. После войны на нем не было ни единого листика. Жестокие срубили его корни и устроили в холме под ним блиндаж. Дерево умирало, когда его нашел основатель заповедника. Ему говорили: "Сруби его, посади новое! Это дерево уже не спасти! Бесполезно даже пытаться!", но человек не послушал. Он обратился за советам к крестьянам, воистину лучшим знатокам природы. Те дали ему указания, и согласно им основатель и семеро его помощников заполнили холм плодородной землей, каждый день поливали корни-обрубки, смазывали смолой сухие ветки. Из коры бедного дерева достали осколки многочисленных пуль.
Теперь растет это дерево и зеленеет. Оно еще не оправилось до конца, но его ветки уверенно тянутся к солнцу. Людей, которые его спасли, уже давно нет, а дуб все стоит...

Напоследок Асако повела отца в зооград. Время до ужина еще оставалось, а ей очень хотелось посмотреть на то, что же обозначено на картосхеме фигуркой страуса. И она не пожалела. Подобного зоопарка девушка не видела никогда. Птицы и животные свободно разгуливали по территории парка. Олени спокойно подходили к людям, дети гладили прячущихся от дождя под навесом овечек. Гордые фазаны разгуливали вперемешку с курами и петухами. А павлин распустил свой хвост, красуясь перед самочкой, которая демонстративно его не замечала.

Следующим утром после завтрака мы покинем это место, думала Асако, смотря из окна комнаты. Я буду скучать по этому лесу, по приветливым усадьбам, озерам и живописным мельницам. Приветливым людям и домашней столовой. Когда-нибудь, возможно, я вернусь в эту сказку, и старый знакомый гномик-лесничий выглянет из своего домика под корнями дерева, растущего у подножия холма с древним городищем, чтобы приветливо улыбнуться нам и благожелательно посмотреть нам вслед.